26 мая 2019 года Владимиру Алексеевичу Смолдыреву исполнилось бы 80 лет. Бог дал ему без малого 32 года, а далее на протяжении десятилетий он жив в нашей памяти. Годы, вместившие в себя и признание, и забвение, и утрату друзей, «которых время срывало с золотых деревьев дружбы и уносило вдаль...», и надежду... Надежду на то, что имя В. А. Смолдырева — поэта, художника, гражданина, наконец-то, займёт достойное место в списке славных имён ваятелей величия России.
А о том, что надежды иногда сбываются, мы, его друзья, имели возможность убедиться не единожды. Не раз в воспоминаниях друзей поэта звучало сожаление о том, что его архив, не только литературный, но и живописный, безвозвратно пропал и множество великолепных стихов, поэм, переводов и картин навсегда утрачено. Кто видел его рисунки или живопись, безусловно, уловил прямую связь между Смолдыревым-художником и Смолдыревым-поэтом. Почти все стихи В. Смолдырева, даже самые поздние, трагически-прощальные, даже философски-апокалиптический «Венок несонетов», написаны в цвете. Цвет и свет наполняют его стихи, как наполняют то пространство, в котором мы живём, это как бы живопись словом. Созданный им поистине космический цикл в технике акварели и пастели представлял собой скорее предтечу, нежели художественную интерпретацию того всплеска поэтического озарения, которое явило миру Песнь Песней XX века — «Венок несонетов».
Ибо искусство в своей сущности едино, различны только способы его выражения. И чем человек одарённее, чем многообразнее его одарённость, тем ближе он находится к той точке или вершине, где сфокусирована совокупность различий, являющихся сущностью.
Воистину жизнь наполнена чудесами.
Сначала были найдены два сонета из «Венка экономических сонетов». Начатый в 1966 году, он остался незаконченным — всего написано семь сонетов и причины сему были самые серьёзные. В то время, когда пресса трубила о близящейся победе коммунизма, гражданская совесть поэта проявилась во всей своей обнажённости. И незащищённости. Это было время, когда слово приравнивалось к идеологическому оружию со всеми вытекающими из этого последствиями. Поэтому официально сонеты были названы «крамолой» не подлежащей публикации, хотя экземплярчик на память желали иметь многие сотрудники литературных журналов, в которые поэт в общем-то безуспешно обращался.
Найденные сонеты обозначены автором как второй и третий, первые четыре строчки первого сонета мы вычислили, исходя из логики построения венка сонетов, а начальную строку многие помнили наизусть — настолько она отражала суть времени... Некоторое время спустя были найдены ещё два стихотворения, написанные карандашом на последних листах, примыкающих к обложке, в шестом томе И. Бунина.
Смолдырев очень высоко ценил творчество Бунина, особенно его роман «Жизнь Арсеньева», часто его перечитывал и, видимо, где-то в дороге, в электричке, стихи пришли к нему, и он записал их прямо в книге. Потом в 1999 году обнаружилась маленькая книжечка «Молодые голоса», изданная в Ростове-на-Дону в 1959 году, и в этом сборнике напечатано короткое стихотворение «Товарищ».
Наконец, несколько лет назад в Хотькове, у человека, который предпочёл остаться неназванным, нашлись около пятидесяти небольшого формата картин, исполненных преимущественно пастелью и ещё одно стихотворение, но настолько личное, что его публикацию мы сочли просто неуместной.
Новая книга Владимира Алексеевича Смолдырева «Лунный свет» по существу переиздание сборника стихотворений «Запах клевера», подготовленного друзьями поэта и выпущенного Комитетом по культуре Сергиева Посада в 1996 году. Новое в ней — найденные после 1996 года стихи и около сорока цветных иллюстраций — живописных работ поэта и художника В. А. Смолдырева. К сожалению, значительная часть произведений, в том числе и тот самый «Космический цикл», о котором говорилось выше, до сих пор так и не найдены.
Впервые «Венок несонетов» полностью я услышал в исполнении автора 9 мая, под Ростовом Великим, на берегу Которосли, на рыбалке. Он и раньше читал либо отрывки из сонетов, либо отдельные сонеты, не раскрывая общего замысла. Советовался, переживал, мучился и только когда замысел сложился в целое, сказал, что пишет что-то необычное и во многом загадочно необъяснимое ему самому...
Весна 1967 года была ранняя и тёплая. К майским праздникам деревья уже зазеленели распускающейся листвой. На безоблачном небе ярко светило солнце. Мы были молоды и влюблены — в женщин, в поэзию, в жизнь... По пути в Ростов отметили одну удивительную закономерность: чем далее к северу, тем теплее. Вишнёвые сады в Сергиевом Посаде только-только набухали бутонами, в Переславле-Залесском уже начали зацветать, а когда подъехали к Ростову Великому — ахнули — весь он был словно погружён в белую пену цветущих вишнёвых садов. Мне и раньше доводилось бывать в здешних краях, а Смолдырев — сам из Ростова-на-Дону, в Ростове Великом был впервые. На площади перед кремлём было малолюдно. День склонялся к вечеру...
На фоне закатного неба контурно прорисовывается кружево звонницы. Монолиты башен и храмов создают впечатление вечности и незыблемости. Белизну кремлёвских стен, церквей, городских построек заливает вечерний свет, окрашивает, будто окунает в янтарь и золото. Горизонт становится полупрозрачным, тени угадываются глубокой густотой цвета. Кажется, словно дальний лёгкий звон разносится окрест. Небо уходит в озеро, и город отражается в его водах как сказочный Китеж, символ вечной и непоборимой Руси. Всё наполнено светом и благодатью. И мысль о том, что где-то здесь недалеко родина Сергия Радонежского, что мы сегодня проделали тот же путь, что и он когда-то, только в обратном направлении, вдруг поразила своей простотой...
А вокруг простёрлась Россия... И воздух напоен чем-то тёплым и терпким, и пахло талой водой, весенней прелью, цветущими садами, дымом. Где-то в вышине переговаривались пролётные птицы. Стаи уток кружили над озером, и зеркальная гладь воды расходилась кругами — плескалась рыба, и рыбаки причаливали к берегу, нагруженные уловом, и вспыхивали точки костров по берегам, как и много-много веков назад, и песня плыла вдалеке.
И ощущение Родины, и твоя личная причастность к её просторам, её природе, её истории, её народу, её Святости, её настоящему и будущему... И мы не стеснялись слёз, ибо это были слёзы очищения.
А ночью, у костра, под тихий плеск реки Володька читал «Венок». И сидели притихшие мужики — и наши, и местные, из Ростова, и александровские, что на мотоциклах уже по-тёмному подъехали... И затухал, прогорая, костёр и искры уносились в ночь, в небо, к звёздам..., и стыла уха. Только соловьи неистово пели вечную песнь весны, любви, жизни...
А вокруг простёрлась Россия. Могучая. Необъятная. Неповторимая. Россия — мессия грядущих времён.
...Между жизнью и бессмертием поэт выбрал бессмертие.
***
Когда я думаю о будущей войне, я не могу себе точно представить, что это будет такое.
Я видел, как умирают от пули
и как, подорвавшись на мине,
летят в оглушённое небо,
и я совершенно точно представляю себе эту смерть,
которая отнимает жизнь,
но оставляет хотя бы форму,
в которой эта жизнь существовала.
Наши любимые, сделанные из радуг,
наши дети,
взращённые из зёрен и росы на серебристых стеблях поцелуев, мы сами,
сделанные из долготерпения, наши враги,
сделанные из безрассудства,
дети, и жёны, и матери наших врагов
всё это
вдруг
превратится в ничто, в величайшее в мире ничто, в вечную тень
на оплавленном камне, в нечто,
летящее по ветру и не имеющее даже названия.
Я понимаю, что всё это вдруг
превратится в ничто, но я всё равно
не могу себе точно представить что это будет такое — будущая война.
А люди,
живущие гдето далеко, на Японских островах,
и знающие это, они не могут это описать.
Как память —
как засвеченная плёнка.
Апокалипсис нашего века — отсутствие памяти.
Но самое страшное вовсе не в этом.
Есть люди, которые помнят и всё же хотят повторений,
и это гораздо страшней, чем отсутствие памяти.
Когда я думаю о будущей войне,
я не могу себе точно представить, что это будет такое.
Я не могу
представить ничто, как реальность.
Я не хочу
представлять человека пеплом, летящим по ветру.
Я живу для того,
чтобы вырастить деревце детства,
для того, чтобы выстроить
светлое здание веры,
для того, чтобы вычеркнуть
вечное «но» недоверия,
для того, чтобы разум,
как солнце,
сиял над землей!
***
Как-то Владимир Смолдырев участвовал в конкурс с темой «Двое. Любовь». Все авторы прислали стихи о мужчине и женщине, а Смолдырев:
Мальчик лежит на зелёной траве
возле пруда, окаймлённого елями.
На воде сердцевидные листья кувшинок, в небе вечернее солнце, рядом с мальчиком пёс.
Пруд неглубокий,
но очень холодный и чистый.
Ели столетние.
Пёс беспородный, бездомный.
Мальчик худой и чумазый.
Ели
всё время
о чём-то тревожно вздыхают.
Мальчик всё время
глядит на вечернее солнце.
Пёс
временами
скулит.
«Скоро скроется солнце», — думает мальчик.
«Скоро настанет осень», — думают ели.
«Мальчику скоро в школу», — грустно думает пёс.
Смолдырев победил в этом конкурсе.
Владимир Жеглов, газета "Вперед"
